Анри Руссо
Муза, вдохновляющая поэта (Поэт и муза). Портрет поэта Гийома Аполлинера и художницы Мари Лорансен. 1909

На картине изображены французский поэт Гийом Аполлинер (1880-1918) и его подруга, художница Мари Лорансен (1885-1956). Руссо изобразил Апол­линера в черном выходном костюме, жилете, белой рубашке и галстуке-бабоч­ке, в руках он держит гусиное перо и свиток — атрибуты своего ремесла. Муза, представленная в виде дородной матроны в античном одеянии, поднимает правую руку в ритуальном жесте. Диспропорциональность фигур вызывает впечатление лубочной гротескности. Тщательно выписанные деревья за персонажами образуют подобие арки, в которую вписаны фигуры главных героев, — прием, напоминающий картины мастеров Возрождения и средневе­ковые французские гобелены. Левкои на первом плане, символизирующие бессмертную душу поэта, будто воткнутые в землю, образуют некую преграду между зрителем и изображением. Подобные работы сам художник называл «портретами-пейзажами». Но Руссо превращает пейзаж скорее в знак, состав­ляющий с портретом единое целое. В портрете же не ставится задача фотогра­фической точности изображенных, хотя при написании картины Руссо работал с натурой и пользовался фотографией. Известно, что Аполлинер позировал Руссо несколько сеансов, во время которых художник снимал с поэта мерки портняжным сантиметром, измерив лоб, нос, расстояние между глаз, талию. Для того, чтобы найти более точные цвета, он даже подносил тюбики с красками к лицу Аполлинера. Точно так же «позировала» и Мари Лорансен. В картине оба персонажа предстали, словно отраженные в кривом зеркале. Стройная и изящ­ная Мари Лорансен превратилась у Руссо в мощное языческое изваяние, а круп­ный и плотный Аполлинер предстал в виде мужчины небольшого роста. Упрощая черты лиц своих героев, художник делает их похожими на маску. Застывшие фигуры, вписанные в пейзаж как некие трафареты, преисполнены особой монументальности, что придает картине эффект почти магичес­кой торжественности. Все изображенные детали Руссо искусно подчиняет зако­нам декоративной плоскости, не умаляя при этом их значения. Лаконичность художественного языка Руссо напоминает искусство древних эпох. Известно, что художник восхищался древнеегипетскими произведениями, связывая их с понятием большого стиля. Если он хотел выразить свой восторг перед ка­кой-либо картиной, то всегда восклицал: «Это вышло просто по-египетски!»